Кулинарная книга литературных героев

  

  Еда - неотъемлемая часть нашей жизни. Утро мы начинаем с чашечки кофе или чая с бутербродом. Кто-то завтракает плотнее. А далее обед: супы, щи, котлеты и т.д. А вечером  - семейный ужин. Все главные события нашей жизни связаны с едой: рождение, свадьба,  новоселье. А как часто  еда становится темой разговора. Даже когда мы читаем какое-либо художественное произведение, мы встречаем различные кулинарные изыски. Сколько вкуснейших блюд описали в своих произведениях такие писатели, как А.С. Пушкин, М. А. Булгаков, А.П. Чехов, Л.Н. Толстой и т.д. На этой страничке вы можете познакомиться  с рецептами блюд, описанных в русской литературе и приготовить их для себя и своих близких. Приятного аппетита!

Михаил Афанасьевич Булгаков

"Мастер и Маргарита"

«…в июле, когда вся семья на даче, а неотложные литературные дела держат вас в городе, – на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните…»

      

«Филейчиком из рябчика могу угостить, – музыкально мурлыкал Арчибальд Арчибальдович»...

 

«Обедающий за соседним столиком беллетрист Петраков-Суховей с супругой, доедавшей свиной эскалоп, со свойственной всем писателям наблюда-тельностью заметил ухаживания Арчибальда Арчи-бальдовича и очень удивлялся».

«Ты где сегодня ужинаешь, Амвросий? – Что за вопрос, конечно, здесь, дорогой Фока! Арчибальд Арчибальдович шепнул мне сегодня, что будут порционные судачки а натюрель. Виртуозная штука! – Умеешь ты жить, Амвросий! – со вздохом отвечал тощий, запущенный, с карбункулом на шее Фока румяногубому гиганту, золотистоволосому, пышнощёкому Амвросию-поэту. – Никакого уменья особенного у меня нету, – возражал Амвросий, – а обыкновенное желание жить по-человечески».

 

«Эх-хо-хо…Да, было, знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешёвка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями?»

 

 

 

"Собачье сердце"

 «На разрисованных райскими цветами тарелках с чёрной широкой каймой лежала тонкими ломтиками нарезанная сёмга, маринованные угри. На тяжёлой доске кусок сыра со слезой, и в серебряной кадушке, обложенной снегом, – икра. Меж тарелками несколько тоненьких рюмочек и три хрустальных графинчика с разноцветными водками. Все эти предметы помещались на маленьком мраморном столике, уютно присоединившемся к громадному резного дуба буфету, изрыгающему пучки стеклянного и серебряного света. Посреди комнаты – тяжёлый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на ней два прибора, салфетки, свёрнутые в виде папских тиар, и три тёмных бутылки».

«Шарик-пёс обладал каким-то секретом покорять сердца людей. Через два дня он уже лежал рядом с корзиной углей и смотрел, как работает Дарья Петровна. Острым узким ножом она отрубала беспомощным рябчикам головы и лапки, затем, как яростный палач, с костей сдирала мякоть, из кур вырывала внутренности, что-то вертела в мясорубке. Шарик в это время терзал рябчикову голову. Из миски с молоком Дарья Петровна вытаскивала куски размокшей булки, смешивала их на доске с мясной кашицей, заливала всё это сливками, посыпала солью, и на доске лепила котлеты. В плите гудело как на пожаре, а на сковородке ворчало, пузырилось и прыгало. Заслонка с громом отпрыгивала, обнаруживала страшный ад, в котором пламя клокотало и переливалось».

Бунин Иван Алексеевич

"Антоновские яблоки"

«Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звёздное небо, чувствовать запах дёгтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвёт его, а ещё скажет: – Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мёд пьют».

Гоголь Николай Васильевич

«Ночь перед Рождеством»

«Тут заметил Вакула, что ни галушек, ни кадушки перед ним не было; но вместо того на полу стояли две деревянные миски; одна была наполнена варениками, другая сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. "Посмотрим", говорил он сам себе: "как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану". Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот; поглядел на вареники и ещё сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлёпнулся в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать. "Вишь какое диво!" подумал кузнец, разинув от удивления рот, и тот же час заметил, что вареник лезет и к нему в рот и уже вымазал губы сметаною».

«Повесть о том, как поссорились

Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»

«Не стану описывать кушаньев, какие были за столом! Ничего не упомяну ни о мнишках в сметане, ни об утрибке, которую подавали к борщу, ни об индейке с сливами и изюмом, ни о том кушанье, которое очень походило видом на сапоги, намоченные в квасе, ни о том соусе, который есть лебединая песнь старинного повара…»

"Мёртвые души"

«Да кулебяку сделай на четыре угла. В один угол положи ты мне щёки осётра да визигу, в другой запусти гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да ещё, знаешь, там эдакого… Да чтобы с одного боку она, понимаешь, зарумянилась бы, а с другого пусти её полегче. Да исподку, исподку-т, о понимаешь, пропеки её так, чтобы рассыпалась, чтобы всю её проняло, знаешь, соком, чтобы и не услышал во рту – как снег бы растаяла…»

 

«Да сделай ты мне свиной сычуг. Положи в серёдку кусочек льду, чтобы он взбухнул хорошенько. Да чтобы к осетру обкладка, гарнир-то, гарнир-то чтобы был побогаче! Обложи его раками, да поджаренной маленькой рыбкой, да проложи фаршецом из снеточков, да подбавь мелкой сечки, хренку, да груздочков, да репушки, да морковки, да бобков, да нет ли ещё там какого коренья?»

«Подъехавши к трактиру, Чичиков велел остановиться по двум причинам. С одной стороны, чтоб дать отдохнуть лошадям, а с другой стороны, чтоб и самому несколько закусить и подкрепиться. Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желудку такого рода людей....Как ни в чём не бывало садятся за стол в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом, так что вчуже пронимает аппетит, – вот эти господа, точно, пользуются завидным даянием неба!»

 

 

«– Прошу покорно закусить, – сказала хозяйка. Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепёшки со всякими припёками: припёкой с лучком, припёкой с маком, припёкой с творогом, припёкой со сняточками, и невесть чего не было.

 – Пресный пирог с яйцом! – сказала хозяйка. 

Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом, и, съевши тут же с небольшим половину, похвалил его. И в самом деле, пирог сам по себе был вкусен, а после всей возни и проделок со старухой показался ещё вкуснее. 

 – А блинков? – сказала хозяйка. 

В ответ на это Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой. Повторивши это раза три, он попросил хозяйку приказать заложить его бричку. Настасья Петровна тут же послала Фетинью, приказавши в то же время принести ещё горячих блинов.

 

«– Щи, моя душа, сегодня очень хороши! – сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подаётся к щам и состоит из бараньего желудка, начинённого гречневой кашей, мозгом и ножками. – Эдакой няни, – продолжал он, обратившись к Чичикову, – вы не будете есть в городе, там вам чёрт знает что подадут!»

«Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как- то: щи с слоёным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец солёный и вечно слоёный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам…»

"Ревизор"

«– Люблю поесть. Ведь на то живёшь, чтобы срывать цветы удовольствия. Как называлась эта рыба.

– Лабардан-с.

– Очень вкусная»

«Старосветские помещики»

«– А что, Пульхерия Ивановна, может быть, пора закусить чего-нибудь?

– Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? разве коржиков с салом, или пирожков с маком, или, может быть, рыжиков солёных?

– Пожалуй, хоть и рыжиков или пирожков, – отвечал Афанасий Иванович, и на столе вдруг являлась скатерть с пирожками и рыжиками. За час до обеда Афанасий Иванович закушивал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки, заедал грибками, разными сушёными рыбками и прочим. Обедать садились в двенадцать часов. Кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной вкусной кухни. За обедом обыкновенно шёл разговор о предметах, самых близких к обеду.

– Мне кажется, как будто эта каша, – говаривал обыкновенно Афанасий Иванович, – немного пригорела; вам этого не кажется, Пульхерия Ивановна?

– Нет, Афанасий Иванович; вы положите побольше масла, тогда она не будет казаться пригорелою, или вот возьмите этого соусу с грибками и подлейте к ней.

– Пожалуй, – говорил Афанасий Иванович, подставляя свою тарелку, – попробуем, как оно будет».

Гончаров Иван Александрович

"Обломов" 

«Но главною заботою была кухня и обед. Об обеде совещались целым домом; и престарелая тётка приглашалась к совету. Всякий предлагал своё блюдо: кто суп с потрохами, кто лапшу или желудок, кто рубцы, кто красную, кто белую подливку к соусу».

 

 

 Достоевский Фёдор Михайлович

«Братья Карамазовы»

«–Трапезник наш по древлему скитскому тако устроен:О четыредесятнице в понедельник, в среду и пяток трапезы не поставляют. Во вторник и четверток на братию хлебы белые, взвар с мёдом, ягода морошка или капуста солёная, да толокно мешано. В субботу шти белые, лапша гороховая, каша соковая, всё с маслом. В неделю ко штям сухая рыба да каша. В страстную же седьмицу от понедельника даже до субботнего вечера, дней шесть, хлеб с водою точию ясти и зелие не варено, и се с воздержанием; аще есть можно и не на всяк день приимати, но яко же речено бысть о первой седмице. Во святый же великий пяток, ничесо же ясти, такожде и великую субботу поститися нам до третиего часа и тогда вкусите мало хлеба с водой и по единой чаше вина испити. Во святый же великий четверток ядим варения без масла, пием же вино и ино сухоядением. Ибо иже в Лаодикии собор о велицем четвертке тако глаголет: "Яко не достоит в четыредесятницу последней недели четверток разрешити и всю четыредесятницу бесчестити". Вот как у нас. Но что сие сравнительно с вами, великий отче, – ободрившись прибавил монашек, – ибо и круглый год, даже и во святую пасху, лишь хлебом с водою питаетесь, и что у нас хлеба на два дня, то у вас на всю седьмицу идёт. Воистину дивно таковое великое воздержание ваше.

– А грузди? – спросил вдруг отец Ферапонт, произнося букву г придыхательно, почти как хер.

– Грузди? – переспросил удивленный монашек.

– То-то. Я-то от их хлеба уйду, не нуждаясь в нём вовсе, хотя бы и в лес, и там груздем проживу или ягодой, а они здесь не уйдут от своего хлеба, стало быть чорту связаны. Ныне поганцы рекут, что поститься столь нечего. Надменное и поганое сие есть рассуждение их.

– Ох правда, – вздохнул монашек.

Ильф Илья и  Евгений Петров

«Двенадцать стульев»

«Тогда отец Фёдор, переговорив с попадьей, решил украсить своё меню кроликами, мясо которых превосходит по вкусу мясо цыплят. Из кроликов приготовляли жаркое, битки, пожарские котлеты; кроликов варили в супе, подавали к ужину в холодном виде и запекали в бабки».

 

 

Мельников-Печёрский Павел Иванович

«В лесах»

«Обед был подан обильный, кушаньям счёту не было. На первую перемену поставили разные пироги, постные и рыбные. Была кулебяка с пшеном и грибами, была другая с вязигой, жирами, молоками и сибирской осетриной. Кругом их, ровно малые детки вкруг родителей, стояли блюдца с разными пирогами и пряженцами. Каких тут не было!.. И кислые подовые на ореховом масле, и пряженцы с сёмгой, и ватрушки с грибами, и оладьи с зернистой икрой, и пироги с тельным из щуки. Управились гости с первой переменою, за вторую принялись: для постника Стуколова поставлены были лапша соковая да щи с грибами, а разрешившим пост уха из жирных ветлужских стерлядей».

«Новая перемена явилась на стол – блюда рассольные. Тут опять явились стерляди разварные с солёными огурцами да морковью, кроме того поставлены были осетрина холодная с хреном, да белужья тёшка с квасом и капустой, тавранчук осетрий, щука под чесноком и хреном, нельма с солёными подновскими огурцами, а постнику грибы разварные с хреном, да тёртый горох с ореховым маслом, да каша соковая с маковым маслом. За рассольной переменой были поданы жареная осетрина, лещи, начинённые грибами, и непомерной величины караси. Затем сладкий пирог с вареньем, левашники, оладьи с сотовым мёдом, сладкие кисели, киевское варенье, ржевская пастила и отваренные в патоке дыни, арбузы, груши и такой обед закатил отец Михаил… А приготовлено всё было хоть бы Никитишне впору. А наливки одна другой лучше: и вишнёвка, и ананасная, и поляниковка, и морошка, и царица всех наливок, благовонная сибирская облепиха. А какое пиво монастырское, какие меда ставленные – чудо. Таково было «учреждение» гостям в Красноярском скиту».

Носов Николай Николаевич

«Незнайка на Луне»

      «Сев за стол и получив от официанта тарелку гречневой каши, Пончик вооружился ложкой и принялся есть. Каша была хорошая, с маслом, но всё же Пончику показалось, что в ней чего-то недостает. Он сразу сообразил, что в каше недоставало соли, и стал искать на столе солонку.
     Убедившись, что солонки на столе не было, он запустил в карман руку, вынул щепотку соли и посолил кашу. Его действия привлекли внимание остальных посетителей. Увидев, что толстенький коротышка посыпал каким-то белым порошком кашу, после чего с удовольствием принялся уплетать её, все с любопытством стали поглядывать на него, а сидевший рядом
коротышка спросил:
– Скажите, что это за порошок, которым вы посыпали кашу? Должно
быть, новое лекарство какое-нибудь?
– Никакое не лекарство, а просто соль, – сказал Пончик.
– Какая соль? – не понял коротышка.
– Ну просто соль. Столовая соль, – пояснил Пончик. – Вы что, соли
никогда в жизни не видели?
Коротышка в недоумении пожал плечами:
– Не понимаю, о какой соли вы говорите?
– Должно быть, здешние жители едят пищу без соли, – сказал Пончик.
А вот у нас все кушанья едят с солью. Это очень вкусно. Если хотите,
попробуйте.
Он протянул щепотку соли лунному коротышке, который как раз в этовремя ел суп.
– Как же её есть? – спросил коротышка.
– Бросьте в суп и размешайте. Увидите, как будет вкусно.

Коротышка бросил соль в суп, размешал ложкой и с некоторой опаской, словно боялся обжечься, попробовал. Сначала он сидел, застыв на месте и только моргал глазами, будто прислушивался к своим внутренним ощущениям, а потом все увидели, как его лицо медленно расплылось в улыбке. Проглотив ещё ложку супа, он воскликнул:

– Просто бесподобно! Совсем другой вкус!

Склонившись над тарелкой, он принялся хлебать суп, крякая от

удовольствия, чмокая губами и расхваливая кушанье на все лады. Как раз в это время официант принес ему каши.

– Скажите, а кашу тоже можно есть с солью? – спросил коротышка.

– Всё можно, - ответил Пончик, – и суп, и борщ, и щи, и бульон, и кашу, и макароны, и вермишель, и салат, и картошку... Даже простой хлеб можно есть с солью. От этого он делается только вкусней».

Пушкин Александр Сергеевич

«Барышня-крестьянка»

«…А сидели мы часа три, и обед был славный; пирожное бланманже синее, красное и полосатое…»

«Евгений Онегин»

«Вошёл: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым».

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

«Господа Головлёвы»

«Там на столе уже дымятся щи и в сторонке, на деревянном лотке, лежит большой кус говядины, которую Иван Михайлович крошит на мелкие куски. Головлёв садится несколько поодаль, закуривает трубку в долгое время не знает, как поступить относительно своего насыщения.
– Хлеб да соль, господа! – наконец говорит он, – щи-то, кажется
– Ничего щи! – отзывается Иван Михайлович, – да вы бы, сударь, и себе спросили!»

 

«Ещё в доме было всё тихо, а он уж сбегал к повару на кухню и узнал, что к обеду заказано: на горячее щи из свежей капусты, небольшой горшок, да вчерашний суп разогреть велено, на холодное – полоток солёный да сбоку две пары котлеточек, на жаркое – баранину да сбоку четыре бекасика, на пирожное – малиновый пирог со сливками.
– Вчерашний суп, полоток и баранина – это, брат, постылому! – сказал он повару, – пирога, я полагаю, мне тоже не дадут!
– Это как будет угодно маменьке, сударь.
– Эхма! А было время что и я дупелей едал! едал, братец! Однажды с поручиком Гремыкиным даже на пари побился, что сряду пятнадцать дупелей съем, – и выиграл! Только после этого целый месяц смотреть без отвращения на них не мог!
– А теперь и опять бы покушали?
– Не даст! А чего бы, кажется, жалеть! Дупель – птица вольная: ни кормить её, ни смотреть за ней – сама на свой счет живёт! И дупель некупленный, и баран некупленный – а вот поди ж ты! знает, ведьма, что дупель вкуснее баранины, – ну и не даст! Сгноит, а не даст! А на завтрак что заказано?
– Печёнка заказана, грибы в сметане, сочни...
– Ты бы хоть соченька мне прислал... постарайся, брат!
– Надо постараться. А вы вот что, сударь. Ужо, как завтракать братцы сядут, пришлите сюда земского: он вам парочку соченьков за пазухой пронесёт».

«– Кушайте, кушайте! Вам – ничего!

– Мне – ничего! У меня и лёгкие, и почки, и печёнка, и селезёнка – всё в исправности. Да, бишь! Вот что! – обращается он к женщине в чёрном платье, которая приостановилась у дверей, словно прислушиваясь к барскому разговору – что у вас нынче к обеду готовлено?

– Окрошка, да битки, да цыплята на жаркое, – отвечает женщина, как-то кисло улыбаясь.

– А рыба солёная у вас есть?

– Как сударь, рыбы не быть! Осетрина есть, севрюжина…Найдётся рыбы – довольно!

– Так скомандуй ты нам к обеду ботвиньи с осетринкой…звёнышко, знаешь, да пожирнее!»

«Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил»

«Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрёл следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится…»

Толстой Лев Николаевич

«Анна Каренина»

«Старания Агафьи Михайловны и повара, чтоб обед был особенно хорош, имели своим последствием только то, что оба проголодавшиеся приятеля, подсев к закуске, наелись хлеба с маслом, полотка и солёных грибов, и ещё то, что Левин велел подавать суп без пирожков, которыми повар хотел особенно удивить гостя. Но Степан Аркадьич, хотя и привыкший к другим обедам, всё находил превосходным: и травник, и хлеб, и масло, и особенно полоток, и грибки, и крапивные щи, и курица под белым соусом, и белое крымское вино – всё было превосходно и чудесно».

 

Тургенев Иван Сергеевич

«Два приятеля»

«Борис Андреевич кушал гораздо меньше: с него достаточно было куриной котлетки или двух яиц всмятку с маслом…»

«Мой сосед Радилов»

«Обед был действительно недурен и, в качестве воскресного, не обошёлся без трепещущего желе и испанских ветров (пирожного)».

Чехов Антон Павлович

«Беглец»

«В это время вошла сиделка с новыми мисками. На этот раз в мисках было жаркое с картофелем.

– А где же хлеб-то? – спросила сиделка. Вместо ответа Пашка надул щёки и выдыхнул воздух.

– Ну, зачем сожрал? – сказала укоризненно сиделка. – А с чем же ты жаркое есть будешь?

Она вышла и принесла новый кусок хлеба. Пашка отродясь не ел жареного мяса и, испробовав его теперь, нашёл, что оно очень вкусно. Исчезло оно быстро, и после него остался кусок хлеба больше, чем после щей. Старик, пообедав, спрятал свой оставшийся хлеб в столик; Пашка хотел сделать то же самое, но подумал и съел свой кусок».

«Иванов»

     «Шабельский – Учёные с сотворения мира думают и ничего умнее солёного огурца не придумали… Пётр, поди-ка ещё принеси огурцов да вели на кухне изжарить четыре пирожка с луком. Чтоб горячие были.

      Лебедев – Водку тоже хорошо икрой закусывать. Только как? С умом надо… Взять икры паюсной четвёрку, две луковочки зелёного лучку, прованского масла, смешать всё это и, знаешь, этак… поверх всего лимончиком. Смерть! От одного аромата угоришь.
      Боркин – После водки хорошо тоже закусывать жареными пескарями. Только их надо уметь жарить. Нужно почистить, потом обвалять в толчёных сухарях и жарить досуха, чтобы на зубах хрустели… хру-хру-хру…
        Шабельский – Вчера у Бабакиной была хорошая закуска – белые грибы».

«Невидимые миру слёзы»

«Берут карасей обыкновенных, ещё живых... животрепещущих, и в молоко... День в молоке они, сволочи, поплавают, и потом как их в сметане на скворчащей сковороде изжарят, так потом, братец ты мой, не надо твоих ананасов!»

 

«О бренности»

«Надворный советник Семён Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина. Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, рейнвейн. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 рубля 40 копеек за фунт), свежая сёмга и прочее. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами...Семен Петрович, рискуя обжечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлёпнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой, обмазал их икрой. Места, на которых не было икры, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет... Подтыкин глянул на дело рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины жирный кусок сёмги, кильку и сардинку, потом уже, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот... Но тут его хватил апоплексический удар».

 

 Шолохов Михаил Александрович

«Поднятая целина»

«То снилось ему, будто ест он варёную баранью требушку, то сворачивает рубкой и, обмакнув в каймак, отправляет в рот огромный ноздреватый блин, то – спеша и обжигаясь, без устали хлебает он наваристую лапшу с гусиными потрохами…»

 

 

 

 

 

«План у деда Щукаря был гениально прост: подстеречь курицу, осторожно схватить её и обезглавить, чтобы наварить каши с курятиной и тем самым снискать себе в бригаде почёт и уважение».

 

 

«Вареники со сметаной – тоже святая еда, лучше любого причастия, особливо когда их, милушек моих, положат тебе в тарелку побольше, да ишо раз побольше, этак горкой, да опосля нежно потрясут эту тарелку, чтобы сметана до дна прошла, чтобы каждый вареник в ней с ног до головы обвалялся».

 

 

«А не плохо бы к обеду кусок баранинки, этак фунта на четыре, смолоть! Особливо – жареной, с жирком, или, на худой конец, яишни с салом, только вволю…»